Интеллигенция. Два взгляда.
В российском обществе в настоящее время бытует мнение, что интеллигентный человек — это человек прошлой эпохи, несовременный, невнятно говорящий о добре и гуманизме, воспитанный образованными родителями. Какова история формирования концепта «интеллигенция» и каков смысл его внутренней формы? Можно ли назвать данное слово анахронизмом, присовокупив в словарной статье помету «устаревшее», или оно продолжает удерживать за собой право называть общественную группу, соответствующую определенным признакам?
I
Впервые слово intelligentia возникло в римской культуре под влиянием греческого слова ноэсис, означающего высшую категорию познания. Впервые оно упомянуто в комедии Теренция «Свекровь» в ситуации обращения к зрителю: «Ваше зрительское разумение поможет автору». Как отмечает Ю. Степанов, раскрывающий исторический смысл слова интеллигенция на данном примере, обращение к зрителю за адекватной и умной оценкой действия на сцене сопоставимо с проблемой взаимодействия автора и читателя, зрителя, который должен постигать, понимать, разуметь искусство.
Боэций, схоласт (480-524), выделяет четыре ступени познания: 1. чувство — материальная форма; 2. воображение — нематериальная форма; 3. рассудок — общее понятие, универсалия; 4. высший разум — «божественная интеллигенция». В данном случае — это высшая точка познания, которая объединяет все выше перечисленные и является неперсональной, всеохватывающей.
Например, «голубя» можно познавать через следующие ступени:1.чувство — брезгливость (грязный, толстый, городской, наглый), 2. голубь, который умеет говорить — это воображение; 3. рассудочно утверждение: голубь — это птица, которая умеет летать; 4. голубь — проявление чудодейственной силы природы — иллюстрация полета над миром есть форма выражения высшей точки познания.
Мне кажется, что спорная трактовка четвертого способа познания представляет из себя сентенцию вполне в духе неоинтеллигентства XXI века, но разберемся с дальнейшей историей его бытования.
Итак, в европейской философии сохранилась преемственность значения по отношению к античной этимологии: Гегель в 30-40-х годах XIX века в своей работе «Философия природы» указывает на способность человека постигать наличное бытие по своему выбору и желанию, совершенно свободно. Однако способность постигать непосредственную действительность дается сознанию, чувствующему также необходимость заботиться о своем народе, о народном духе. Весь народ интеллигентен, ибо познает свою жизнь и улучшает ее вместе с государством, так как оно есть деяние народа. Данная модернизация значения была дополнена К. Марксом своей работе «О сословных комиссиях в Пруссии», 1842), в которой народ стал выразителем своих интересов благодаря своей интеллигентности. Мы бы, наверное, могли добавить, что быть гражданином своей страны и интеллигентом в Европе значило близкие меж собой понятия.
Тем не менее, в России все сложилось не по европейским правилам. В 1845-1865 гг интеллигенция стала пониматься как часть народа, а не весь народ. Духовная часть народа взяла на себя миссию самоосознавать себя и действовать во имя народа. Далее политическая активность русской интеллигенции возрастает, и в 60-80-е гг появляется нравственно активная группа, т.е. группа, ратующая за победу естественного права человека над принуждением. Появляется поэтому необходимость разграничить слова «самосознание» как первоначальное значение слова «интеллигенция» и собственно интеллигентов как представителей общественного движения, участников общественно-политических дискуссий.
Надо сказать, что социологический смысл слова «интеллигенция» заключается в миссионерстве определенной образованной части общества — она должна формировать самосознание нации. В Европе появление светского ученого, проповедника, учителя ознаменовало возникновение нового общественного служения, мыслителя нового типа — гуманиста.
В России же в 30-ых гг XIX века в дневниковой записи В. А. Жуковского 2 февраля 1836г. можно обнаружить упрек в адрес новых интеллигентов, подражающих европейским вельможам: в балагане случился пожар, погибло много людей, а через три часа был устроен в соседнем доме бал, там пили, веселились, как будто ничего и не было.
В книге «Проблема авторства и теория стилей» В. В. Виноградов отмечает, что слово интеллигенция относится к числу слов, употреблявшихся в языке масонской литературы второй половины XVIII века; «…часто встречается в рукописном наследии масона Шварца слово интеллигенция. Им обозначается здесь высшее состояние человека как умного существа, свободного от всякой грубой, телесной материи, бессмертного и неощутительно могущего влиять и действовать на все вещи. Позднее этим словом в общем значении — ‘разумность, высшее сознание’ — воспользовался А. Галич в своей идеалистической философской концепции. Слово интеллигенция в этом значении употреблялось В. Ф. Одоевским» (Виноградов. Проблема авторства, с. 299).
В увлечении российским обществом словом интеллигенция, как впрочем, и масонством усматривалось все же западное влияние и стремление усвоить модный для того времени новояз.
Герцен и Огарев указывали на интеллигенцию как на образованное меньшинство, подразумевая под ним представителей новой России, критически мыслящих граждан, оппозиционных власти, что отражено в созданном Тургеневым типе русского нигилиста Базарова.
Традиция ассоциировать интеллигентов с людьми из разночинного сословия, т.е. с разночинцами, также пришла из XIX века, когда многие, получившие чины по праву образования, стали активно выражать свою гражданскую позицию. Однако помимо неравнодушного отношения к социальной несправедливости и неравенству, интеллигенты-разночинцы, как и аристократы, отличались еще более яркими «местными» признаками. Они не были религиозны, точнее, не это выделяло их из общей массы образованных слоев, они не служили в полной мере государству, скорее, были отщепенцами, по словам Струве; противостояли власти. В своем стремлении принести благо народу интеллигенты по мысли многих философов начала века идею ставили выше моральных ценностей. Добро и истина уступали место наступлению блага для народа. Такое представление весьма точно характеризует поведение интеллигентов, пришедших к власти в 1917 г. Как писал Гершензон М.О. в статье «Творческое самосознание» (речь шла о реакции автора на события 1905-1907), «Народ, за который она [интеллигенция] боролась, ненавидит ее, а власть, против которой она боролась, оказывается ее защитницей, хочет она того или нет».
Интересно, что чем сложнее становилась история России в начале века после формальной отмены сословного принципа, тем неоднозначнее и многоплановей становится слово «интеллигенция» и сообщество, которое оно обозначает. В советское время стало популярно слово «интеллигентный»: интеллигентная семья, интеллигентная среда и т.д. где делался акцент на поведении, на внешних манерах, умении грамотно выразить свою мысль и держать нож с вилкой за обеденным столом.
В 90-ых годах появилась ругательная статья А. Иванова «Интеллигент — это кто?», в которой русский интеллигент назван «маргиналом, люмпеном», не способным шевелить мозгами, не желающим напрягаться физически, заменяющий труд переживаниями и сомнениями, а если удастся — борьбой».
Считаю, что нужно возобновить разговор о неоинтеллигентах XXI века. Разумеется, они являются носителями ценностей, в первую очередь; культуры общения и поведения. Однако мне ближе исконный смысл античного слова — познание истины. Русская интеллигенция динамична, истиноцентрична, если можно так сказать; пытается оптимизировать духовную жизнь. И сейчас в свете быстрого развития технологий — это люди, самостоятельно отбирающие информацию, аналитики. Логично утверждать, что они постигают конечный смысл вещей для принятия решений. Таким образом, мне видится роль мыслителей в том, чтобы совершать обдуманные действия или вовлекать других в осуществление этих действий. Как кажется, побочной функцией мыслителей является оптимизация принятия решений. Главной же функцией является духовное развитие или сознательность, благодаря проявлению которой возможно выполнять сложные задачи, относящиеся к разнообразным сферам: производство, бизнес, семья, здоровье и т.д.
II
Не стану подробно останавливаться на истории происхождения понятия «интеллигенция» и его появления в русской культуре. В отношении последнего специалисты так и не пришли к единому мнению. По версии историка Сигурда Шмидта, слово могло залететь к нам в 1830-е годы из новейшей французской публицистики; по утверждению Краковского ученого Иозефа Смага, термин пришел к нам из Польши; Петр Боборыкин, первым употребивший его как журналист в общедоступной прессе, говорил, что придал понятию «то значение, какое оно прибрело… у немцев» и именно в Германии оно обрело социокультурный смысл, обозначив слой общества. В России же слово «Интеллигенция» получило совершенно особую смысловую окраску. Ту окраску, которая и заставляет нас говорить об интеллигенции как о культурном феномене нашей страны, а современные иностранные словари — сопровождать термин «интеллигенция» определением «русская».
К сожалению, сегодня миф об интеллигенции оказывается более жизнеспособным, чем словарные описания данного феномена. Не так давно на сайте http://www.newsland.ru/News/Detail/id/330481/cat/42/ наблюдалась обширная дискуссия об интеллигенции среди обычных пользователей. Эмоциональных высказываний по данному вопросу было удивительно много, как и содержащихся в них противоречий. Так, определения интеллигентов как «кухонных тунеядцев», «нетерпимых к чужому мнению», «слабых, убогих, не на что не способных, кроме разговоров» соседствовали с громкими порицаниями интеллигенции как социально опасного класса, «виноватого в эпохальных событиях России». Нарекания интеллигентов «врагами России и русских», которые «исподтишка , подленько и очень эффективно дурят население», поскольку имеют «хорошее образование, ум, изворотливость, но не имеют русскую душу» сменялись противоречащими обвинениями в том, что «русская интеллигенция является проводником пожеланий власти». Некоторые пользователи были столь взволнованы, что представляли образ русского интеллигента как беспринципного эгоиста, виновного во всех существующих грехах: «Нет звания более позорного, чем русский интеллигент. Впрочем, как и более жалкого. Во все времена эта крикливая, наглая часть общества желала России только плохого, только поражения. И в русско-японскую войну, когда телеграммы поздравительные микадо слали и во все последующие. Они считают, что правы всегда, т. к. их не устраивает существующее положение вещей. Гонора много, а уж нетерпимости к чужому мнению…. Куда там Сталину! А делать-то ничего не умеют, только болтать горазды. Итоги пребывания у власти «прорабов перестройки» всем памятны. Или всё развалят, или так проворуются, что хоть всех святых выноси». Единственный тезис, с которым было согласно большинство дискутирующих, заключался в том, что «интеллигентов сейчас нет» ( правда, не совсем понятно, как данное утверждение сочетается с предыдущими гневными описаниями, затрагивающими современные события). Удивительно, ни один из ораторов так и не удосужился заглянуть в Толковый словарь, полагаясь лишь на собственную эрудицию. На фоне внутренних несоответствий все указанные утверждения в корне противоречат историческим и общекультурным трактовкам феномена интеллигенции!
В рамках данной темы нельзя не обратиться к определению интеллигенции Дмитрия Сергеевича Лихачева1. По его точному замечанию, понятие это чисто русское и содержание его преимущественно ассоциативно-эмоциональное. Именно поэтому в словарях иностранных языков слово «интеллигенция» переводится, как правило, в купе с прилагательным «русская». Согласно Лихачеву, интеллигент — это представитель профессии, связанной с умственным трудом (инженер, врач, ученый, художник, писатель),и человек, обладающий умственной порядочностью: «К интеллигенции, по моему жизненному опыту, принадлежат только люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам. Основной принцип интеллигентности — интеллектуальная свобода,- свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли <…>Черта, определявшая характер русской интеллигенции,- это отвращение к деспотизму, воспитала в ней стойкость и чувство собственного достоинства»2. Лихачев разграничивает понятия образованности и интеллигентности: «Что такое интеллигентность? Осведомленность, знания, эрудиция? Нет, это не так! Лишите человека памяти, избавьте его от всех знаний, которыми он обладает, но если он при этом сохранит умение понимать людей иных культур, понимать широкий и разнообразный круг произведений искусства, идеи своих коллег и оппонентов, если он сохранит навыки «умственной социальности», сохранит свою восприимчивость к интеллектуальной жизни — это и будет интеллигентность». Как мы видим, истинно интеллигентному человеку присущи свобода мысли, независимость от политических догматов, уважение к чужим ценностям, чужой культуре, обостренное чувство справедливости и совестливость, заставляющие его участвовать в судьбе своего отечества, рискуя собственной репутацией, карьерой, спокойствием стабильного существования и жизнью. Так, в числе первых русских интеллигентов Лихачев видит Пушкина, Сумарокова, Новикова, Радищева, Карамзина и, конечно, декабристов. Не причисляет к интеллигенции Державина, поскольку слишком зависел от власти. Возвращаясь к приведенным выше высказываниям об интеллигенции на форуме, нельзя не задуматься, чем же вызвано столь глубокое и явное искажение понятия «интеллигенции» в глазах наших современников? Будто отвечая на заданный вопрос, Лихачев пишет: «Мы слишком часто употребляем выражение «гнилая интеллигенция», представляем ее себе слабой и нестойкой потому, что привыкли верить следовательскому освещению дел, прессе и марксистской идеологии, считавшей только рабочих «классом-гегемоном». Но в следственных делах оставались лишь те документы, которые играли на руку следовательской версии, выбитой из подследственных иногда пытками, и не только физическими. Самое страшное было положение семейных. Ничем не ограниченный произвол следователей угрожал пытками членам семьи, и мы не вправе строго судить тех, кто, не вникая даже в суть подписываемого, подтверждал версии следователей (так было, например, в знаменитом «Академическом деле» 1929— 1930 годов). Какими высокими и мужественными интеллигентами были интеллигенты из потомственных дворян! Я часто вспоминаю Георгия Михайловича Осоргина, расстрелянного 28 октября 1929 года на Соловках <…>». Удивительно, как прочно вошли в сознание современного молодого поколения представления, навязанные советскими идеологами. Что же это? Классовая ненависть, передаваемая по наследству, или проекция социально-культурной ситуации 30-х годов на современность? Столь яростные выпады против интеллигенции на протяжении всей истории существования данного феномена характерны для представителей лишь одной социальной группы. Их появление сегодня свидетельствует о формировании класса «неопролетариев». Неопролетарии XXI века могут иметь или не иметь высшее образование, могут быть представителями самых разных профессий. Единственное, что их объединяет, — это неугасимая ненависть к интеллигенции. Стать олигархом, воплотить голливудскую мечту, выйти замуж за принца, заслужить ученую степень — желания потенциально осуществимые. Но интеллигентным стать невозможно. Интеллигентными людьми не рождаются и не становятся. Интеллигентами воспитываются. Интеллигентность — это не только образование и умение правильно обращаться с вилкой и ножом, это система ценностей и знаний, усваиваемая человеком с раннего детства. Неопролетарии, как правило, будучи выходцами из так называемых «жлобских» семей (именно жлобских, а не простых, поскольку простой человек, не получивший высшее образование, может быть в некоторой степени интеллигентен), лишены возможности соответствующего воспитания. Осознание недостижимости и зависть — вот основные причины социального неприятия интеллигентных людей.
Существует ли интеллигенция сегодня? Интеллигенция в понимании Лихачева. Несомненно. Но в условиях рыночной экономики, на фоне потребительских межличностных отношений и законов выживания сильнейшего их бескорыстные правила чести и совести служат лишь помехой в очереди к кассе человеческих судеб. На мой взгляд, понятие интеллигентности сегодня выходит за рамки исключительно русского феномена. Трудно не назвать интеллигентными врачей, журналистов, учителей, артистов всего мира, рискующих жизнью в горячих точках или разменивающих комфортное и обеспеченное существование на полунищую, голодную и опасную реальность стран третьего мира во имя человечности и правды. Едва ли возможно не увидеть интеллигентности в некоторых современных ученых, общественных и культурных деятелях, готовых ради истины и справедливости поставить на карту собственную репутацию и карьеру. Интеллигентными людьми были и Влад Листьев, и Анна Политковская. Интеллигентна Чулпан Хаматова, организовавшая и поднимающая Благотворительный Фонд честно, по-настоящему, не жалея сил и времени. Поистине интеллигентны и неизвестные учительницы из провинции, откладывающие копеечную зарплату, чтобы отправить талантливого ученика учиться в Москву.
На наш взгляд, сегодня следует различать понятия интеллигенции и интеллигентных людей. Термин «интеллигенция» почти всегда использовался для объяснения более широкого спектра явлений. Наиболее часто встречается именно социальная трактовка данного понятия. В девятнадцатом веке интеллигенцией называли блестящих представителей дворянства. В начале двадцатого столетия к интеллигенции относили преимущественно класс разночинцев, получивших образование, но не имеющих дворянского титула и воспитания. В Советскую эпоху к интеллигенции причислили представителей всех профессий, связанных с умственным трудом или искусством. Такое понимание сохранилось и по сей день. Парадокс заключается в том, что так называемый представитель интеллигенции (в современном понимании) может и не быть интеллигентным человеком. Определенная система нравственных ценностей и знаний, воспитание и образование, склад характера и особенности душевной организации — все это ключевые аспекты понятия «интеллигентности». Интеллигенция же как русское определение лиц «высокой умственной и этической культуры» в общественном сознании все более сливается с представлениями о «работниках умственного труда». Мы словно возвращаемся к исконному германскому пониманию данного термина, пренебрегая почти двухсотлетней историей соответствующего русского понятия.
Обсуждение статьи ведется на форуме Филологии 2.0