«1900» и «Novecento» (рецензия на спектакль Олега Меньшикова «1900»)
I
Десятого декабря в театре им. Моссовета вновь состоялся спектакль Олега Меньшикова «1900» по повести Aлессандро Барикко «Novecento. Un monologo» (1994) Как известно, «Novecento» переводится на русский язык как «Двадцатый век». Почему же 1900? Удивительно, но мне так и не удалось увидеть сколько-нибудь внятную трактовку названия спектакля в рецензиях многоуважаемых коллег. Но ведь именно с названия начинается любое сценическое или художественное произведение. Именно названием спектакля завершается монолог Барикко, уступая место диалогу писателя Барикко и режиссера Меньшикова. Поверхностный взгляд найдет сюжетное объяснение выбору имени спектакля. Да, главного героя-подкидыша обнаружили на корабле в 1900 году. Да, ему дали имя 1900-й. Но настоящая причина кроется в глубоком понимании Меньшиковым и замысла «Novecento» и мировоззренческой концепции самого итальянского автора. Коробка с младенцем была найдена на корабле, на рояли. С этим кораблем и роялем связана вся дальнейшая судьба мальчика, великого пианиста, никогда не сходившего на землю. Мы видим, как по сценарию годы сменяют друг друга, как наступают 1908, 1927, 1933… Но для 1900-ого не меняется ничего. Стрелки его жизни застыли и всегда будут показывать лишь «1900». Дело в том, что для А.Барикко море, с которым неразрывно связана судьба героя, является символом истины. В произведении «Море-океан» он пишет: «:Здесь, в морском чреве, истина на моих глазах старательно свила себе ладное гнездышко». Идея моря-истины становится лейтмотивом всего творчества писателя. Море открывает глаза. Познавший море для Барикко — это познавший истину о себе и о мире. 1900-й родился на море, ему от рождения уготовано быть носителем истины. Если жизнь — это путь к познанию истины, то он уже его прошел. Поэтому и время его пребывания в мире стирает границы между прошлым, будущим и настоящим. В своих произведениях Барикко не раз говорит об остановке течения времени для людей, живущих в море. Так, героиня произведения «Море-океан», поселившаяся в доме, окруженном морем, замечает: «Будущее существует отдельно от меня. Оно ничтожно. И бессмысленно. Я не различаю его. Ты постоянно говоришь о нем в своих письмах. Я же туманно припоминаю, что это такое. Будущее. Все мое будущее здесь и сейчас. Мое будущее — это покой неподвижного времени; оно соберет каждое мгновение, водрузит их одно на другое, и они составят единый миг. Отныне и до моей смерти будет лишь этот миг». Слова героини могут служить своего рода иллюстрацией судьбы 1900-ого. Философская идея Барикко прекрасно отражена и в самом спектакле Олега Меньшикова, и в его названии.
Другая важнейшая идея Барикко получает блестящее режиссерское воплощение в спектакле. Во-первых, сцена, где рассказчик-трубач переживает свой первый шторм на корабле, он впервые знакомится с 1900-ым, который бесстрашно проводит его в зал. Там под музыку рояля и трубы они танцуют с океаном. 1900-й облачен в черные одежды, делающие его похожим на таинственного волшебника, и на время игры рассказчик-трубач так же оказывается в черном одеянии. Во-вторых, в спектакле трижды появляется образ креста. Сначала в виде мачты на корабле, затем в виде маленького крестика на кукольной сцене корабля в рассказе о музыкальном дебюте восьмилетнего 1900-ого. Третий раз он возникает в последнем эпизоде спектакля, где главный герой, приникает к гибнущему кораблю, образуя черный силуэт креста и вместе с ним растворяется в море. Последняя сцена является своего рода отражением двух описанных выше (во всех трех сценах крест возвышается над носом морского судна). Объяснить данные символы поможет один эпизод из последней части упомянутого произведения «Море-океан», где описывается черный старец, осеняющий крестными знамениями корабль и море, тем самым освящая союз между человеком и океаном. Этот старец наделен особой волшебной силой. Другие же не способны освЯтить море, но могут освЕтить, «выразив» его словами или музыкой. Проводя аналогию со спектаклем, замечаем, насколько похож образ играющего 1900-ого на таинственного старца в черных одеждах. Своей музыкой он освящает и освещает корабль одновременно, «обезоруживает несчастье» Даже трубач-рассказчик приобщается к этой тайне, облачаясь в черное на время игры. Крест на корабле символизирует таинство освящения морского судна и моря. Не случайно, в одном из последних эпизодов спектакля, где корабль, приговоренный к уничтожению, ожидает своей участи, крест исчезает. Пианист уже не может осветить его своей музыкой, поэтому освящает его своей искупительной жертвой, сливаясь с кораблем, растворяясь в море в образе креста.
Мотив отражения, двойничества прослеживается во многих сценах. В спектакле много зеркальных образов. Рояль здесь появляется в четырех ипостасях. Кроме рояля, стоящего в углу сцены, на котором играет музыкант, в начале и в конце действия возникает игрушечный рояль, за которым Меньшиков перевоплощается из рассказчика в главного героя, а также совсем маленький кукольный рояль в сцене описания музыкального дебюта 1900-ого. Почему игрушечный? Объяснение находится в тексте самого монолога, где проводится различие между роялем музыканта-человека с ограниченным числом клавиш и инструментом Бога, где клавиши — это люди, их судьбы и сама Вселенная. По сравнению с метафизическим роялем бытия рояль 1900-ого выглядит игрушечным, но и он воспроизводит истинную чистую музыку, которую способен играть лишь человек моря. Когда же конферансье объявляет музыкантов и знакомится со зрителями, мы узнаем и четвертый образ пианино. Перед сценой вырисовывается ряд картонных зрителей, одетых в черные и белые одежды. Они символизируют клавиши огромного рояля человеческих судеб, а вместе с ними и зрители оказываются его клавишами. Мы все становимся участниками музыкального произведения, творимого посредине великого океана жизни. Таким образом, спектакль выходит за рамки условного пространства, а финальное освящение моря пианистом воспринимается как жертва во имя человечества. 1900-й — не только талантливый музыкант, но и символ гения вообще, несущего очищение миру. В спектакле границы между реальным пианистом и неким метафизическим образом стираются. Не случайно, у главного героя так мало от обычного человека: нет ни адреса, ни семьи, ни даже собственного имени. Первая часть его — имя приемного отца, вторая — название коробки из-под лимонов, а третья — имя года, в который он был найден. Картонные персонажи — это клавиши, по которым он знакомится с окружающим миром, как с музыкой, в точности описывая места, где никогда не был. Но все же это его мир, как и его музыка. Решив сойти на берег в 32 года, он убеждается, что не может охватить бесчисленное число клавиш реальной земной жизни, Рассказчик надувает шарик с изображением Земли, и он лопается: герой не способен уместить в своем собственном мире так много.
Появляются и другие зеркальные образы в спектакле. Само море, согласно концепции Барикко, есть также и зеркало, в котором можно увидеть самого себя. Рассказчик-трубач трансформируется в образ 1900-ого. Показательна упомянутая сцена игры во время шторма, где оба музыканта оказываются в одинаковых одеяниях. Приезжего Изобретателя джаза можно считать искаженным двойником самого пианиста. Вернее он — тот, кем 1900-й мог бы стать, если бы не море. Но море открывает для него истину, поэтому ценности изобретателя джаза, как деньги и слава, оказываются для него смехотворными. Таким образом, известный музыкант, в контрастно белом костюме, кричащем «Я легенда», стоящий на пьедестале в виде проигрывателя с собственными пластинками, выглядит полной противоположностью 1900-ого.
II
Спектакль «1900-й» представляет собой монолог актера и режиссера Олега Меньшикова. Быть может, не только монолог, но и исповедь творчества. Спектакль в одно действие смотрится на одном дыхании. Подобно чародею, Меньшиков неожиданно исчезает и появляется в разных частях сцены, перевоплощаясь в тех или иных героев пьесы. Нужно отметить, что актеру Меньшикову удалось создать целую галерею образов, многогранных и контрастных, поражая зрителей удивительной гармонией внутренних и пластических рисунков. Бешеная энергетика одной личности держит зал на протяжении всего полуторачасового монолога.
Сцена конферансье, объявляющего музыкантов и вступающего в диалог с публикой, напомнила мне спектакль Андрея Лукьянова «Человек из ресторана». Тот же фонтан энергии, в сочетании с музыкой, танцем, создающими необыкновенно яркое фееричное зрелище, передает особую атмосферу в ресторане начала ХХ века и на корабле, где играет 1900-й. В обоих спектаклях совершенно отсутствуют лакуны, позволяющие зрителям думать о времени. Напряженность действия, контрастные переходы от хохота и искрометного веселья к трогательным и драматическим переживаниям героев, невероятная насыщенность многозначными образами, символами, аллюзиями, плеяда режиссерских находок и решений и вместе с тем ни одного лишнего жеста или предмета, а каждая нота или слово продуманы и наполнены многоярусными смыслами и подтекстами — вот что объединяет «1900-й» и «Человек из ресторана»…Удивительно, что даже такие произведения театрального искусства, равно как и прозу Алессандро Барикко, некоторые критики обвиняют в недостаточной глубине. Но как можно, плавая на поверхности океана, судить о глубине Марианской впадины? Интеллектуальные трусость и лень — вот что мешает современным рецензентам выбраться из тины стереотипов, как то «А. Барикко — беллетрист», а «А. Лукьянов — неизвестный режиссер». Проще всего, задремав с первыми потушенными лампами в зрительном зале и очнувшись с последними аплодисментами, написать критическую статью о том, что «О.Меншиков играл блестяще» или «В. Сухоруков был бесподобен» или «Пифагоровы штаны во все стороны равны». И никому ничего не нужно доказывать, напрягая душевные и умственные силы, не правда ли?
